Журнал "Вокруг Света" №10  за 1997 год - Вокруг Света

После смерти отца Людвиг решил снести руины старого замка и построить новый. Поэтому несколько изменилось и название. Нойшванштайн — это Новый Лебединый Камень. Вот как описывал будущий замок сам Людвиг в письме композитору Рихарду Вагнеру: «Я решил перестроить старый замок. Архитектурный стиль его будет воспроизводить первозданные германские рыцарские замки. Расположение его — одно из самых прекрасных, которое можно найти. Замок будет священным и неприступным. Певческий зал, откуда открывается общий вид на замок, напомнит Вам сагу о Тангейзере, а внутренний двор и часовня — песню о Лоэнгрине. Это сооружение будет более величественным, чем нижний замок Охеншвангау. Здесь мы будем чувствовать божественное дыхание небес». Первый камень Нойшванштайна был заложен в 1869 году. Эскизы будущего замка сделал театральный художник-декоратор Кристиан Янк. Многое в этих рисунках напоминает декорации к операм Вагнера «Лоэнгрин» и «Тангейзер». «Лоэнгрина» будущий король Людвиг впервые услышал в постановке Мюнхенского королевского оперного театра в 1861 году. Опера произвела на него сильное впечатление, и он в 1864 году приглашает композитора переехать в Мюнхен. Здесь он предоставил в распоряжение Вагнера свою загородную виллу и обещал оплачивать все его расходы, чтобы, как он писал в одном из своих писем к Вагнеру, тот «мог свободно расправить могучие крылья своего гения в чистом воздухе восхитительного искусства».

В ноябре 1865 года Рихард Вагнер посещает Охеншвангау, резиденцию Людвига. Так начинается дружба между двадцатилетним королем и уже зрелым композитором.

Между тем планы постройки Нойшванштайна полностью захватывают Людвига, и в 1867 году по совету Вагнера он со своим братом Отто инкогнито отправляются в Вартбург и осматривают Вартбургский замок, который служил исторической сценой состязания менестрелей в опере Вагнера «Тангейзер». А уже через год известный архитектор Эдуард Ридель делает рабочие чертежи будущего замка на основе рисунков Кристиана Янка.

При жизни короля Людвига полностью было построено только здание дворца. Все остальные элементы замка достраивались уже после его смерти. Король Людвиг покончил счеты с жизнью 13 июня 1886 года, когда ему был всего сорок один год от роду.

С последнего поворота извилистой горной дороги, сквозь зеленую стену сосен и елей хорошо просматривается замок, он поражает своим холодным величием, остроконечными башнями среди альпийских вершин...

По монументальной лестнице с высокими каменными ступенями мы поднимаемся во дворец. Просторный вестибюль разделен на два крыла. Потолок, выполненный в виде крестового свода, украшен декоративной росписью. Пол покрыт метлахской плиткой. Налево — коридор, ведущий в служебные помещения, направо — лестница на верхние этажи.

При жизни короля были полностью завершены работы только на третьем и четвертом этажах, где располагались основные жилые помещения, личные апартаменты короля, тронный и певческий залы.

В первой зале третьего этажа картины на стенах иллюстрируют старинные германские саги о Сигурде и Зигфриде. Эти саги записаны в «Эдде», одном из самых древних сборников древнеисландского эпоса, бытовавшего среди германских народов. Мраморный портал и высокие двойные двери ведут в королевские апартаменты. Над дверями поблескивают позолотой герб Баварии и фамильные гербы рыцарей Виттельсбах и Швангау. Мы проходим длинную анфиладу комнат — личных покоев короля Людвига: столовую, спальню, часовню, гостиную, рабочий кабинет. Резные дубовые панели, массивная деревянная мебель, драпировки и гардины из красного, фиолетового, синего шелка с золотой вышивкой. Люстры и подсвечники из позолоченной бронзы. Росписи на стенах... Напротив — портрет Вольфрама фон Эшенбаха. В спальне гобелены, они посвящены «Тристану и Изольде», знаменитой поэме Готфрида Страсбургского. Гостиная целиком отдана Лоэнгрину — любимому герою короля Людвига. Повсюду присутствует изображение лебедя — символа Лоэнгрина: на изящно инкрустированных шкатулках, гобеленах, гардинах...

А вот и тронный зал. Прежде всего он поражает высотой потолка. Впечатление высоты усиливает голубой цвет — он дает ощущение бездонной синевы неба. Два яруса колонн обрамляют этот величественный зал. Лестница из каррарского мрамора ведет в полукруглое апсидное пространство, где располагался трон. Росписи на стенах посвящены раннехристианским сюжетам. Огромная люстра из позолоченной бронзы, подвешенная на уровне галереи со вторым ярусом колонн, выполнена известным мастером Воленвебером. С балкона открывается прекрасный вид на окрестности замка. Слева вдали — серебряная гладь двух озер Альпзее и Шванзее (Альпийское озеро и Лебединое озеро), между ними протянулась горная цепь Шварценберг (Черная гора). Старинная немецкая легенда гласит, что Шварценберг — это окаменевший дракон, когда-то охранявший золото Нибелунгов. Нижняя часть горной цепи — это голова дракона, увенчанная короной — старым замком Охеншвангау, а тело и хвост его обвивают озеро Альпзее...

Спустившись из Нойшванштайна по горной дороге и проехав чистенький поселок у подножия Охеншвангау, мы обогнали лыжников — уже далеко не молодые люди неторопливо скользили по накатанной лыжне. Здесь, в предгорьях Баварских Альп, всего в 90 километрах от Мюнхена, расположено большое количество пансионатов и лыжных баз. Баварцы любят проводить здесь отпуск или приезжать на выходные, чтобы насладиться чистым горным воздухом.

Выезжаем на широкую автостраду, ведущую к Мюнхену. В последний раз оглядываемся на замок. Лучи заходящего солнца золотят его островерхие башни на фоне альпийских вершин, как прекрасное видение давних веков.

Мюнхен — Нойшванштайн

Борис Долгов

Земля людей: Кельш и клюнгель

Каждому, кто прибывает в Кельн, гарантируется встреча по высшему разряду: совсем рядом, буквально в каких-то метрах от перронов железнодорожного вокзала и стоянки автобусов, прибывающих из аэропорта, высится знаменитый Кельнский собор — огромный Дом, как зовут его немцы, что, собственно, и означает «собор». «Если бы я мог, в Кельн я бы шел пешком», сообщил мне, как нечто очень важное, мой попутчик, пожилой немец, в поезде. Ехали мы скорым — два часа пути — из Франкфурта-на-Майне. За окнами — цепь неправдоподобно прекрасных, поистине сказочных видов: изгибы Рейна, живописные утесы, на одном из которых и сейчас вполне могла бы сидеть Лорелея, золотоволосая губительница очарованных душ, — ведь волшебницы неутомимы, а германские в особенности. Я и подумала, что мой спутник имел в виду эти красоты: надо пройтись не торопясь по ним и только потом подойти к собору.

Но, поднимаясь по ступеням каменного возвышения, на котором стоит Дом, поняла: не только это он имел в виду. Смотреть на это чудо глазами туриста — одно дело и совсем иное — готовиться к этой встрече. Не готовясь, увидишь всего лишь красивую картинку, не ощутишь всей мощи устремленных к небу башен-близнецов, не оценив эту легкость, ажурность, особую, чисто готическую праздничность и в то же время — монументальность. Строился собор более шестисот лет — начинался в XIII веке, закончен в ХIХ-м. А потом был сильно разрушен в последнюю мировую войну. В инвалидности, однако, пребывал недолго, впрочем, как и весь город, потерявший от бомбежек почти семьдесят процентов своих зданий. Сейчас в это с трудом верится. В точном соответствии с замыслом архитекторов средневековья восстановлены буквально из пепла все пилястры, фиалы, башенки, розетки, галереи, скульптуры Дома. На взгляд педанта, при такой многовековой и многострадальной судьбе собора его нельзя считать в подлинном смысле слова образцом готической архитектуры. На что не привыкшие лезть за словом в карман кельнцы отвечают: «Зато тут поработали ангелы, а кто не верит, пусть сидит дома!»

Есть легенда о том, что у архитектора Дома был договор с нечистым. Тот поставил условие: архитектор живет, пока собор строится, хоть бесконечно. Архитектор покончил с собой... Собор в конце концов достроили, красота и величие победили козни дьявола, но с тех пор душу каждого художника, при взгляде на башни Дома, гложет сомнение: а стоит ли жажда совершенства в искусстве жизни как таковой? Однако жить, как все, человек с божьей искрой в груди не может, как бы он этого ни хотел. Впрочем, это всего лишь мои домыслы... Стрельчатые дуги потолочных сводов, линии арок совершенные в своих пропорциях, оконные проемы, излучающие сквозь высоко вознесенные витражи мягкий свет, — погружают любого входящего внутрь собора в то особое эмоциональное состояние, которое всегда предшествует молитве. Заиграл орган. И тут я умолкаю...

Наступал вечер 30 апреля, приближалась Вальпургиева ночь. Все немецкие ведьмы, как известно, в эту ночь слетаются на гору Броккен. Это далеко от Кельна, в Восточной Германии. Но даже если бы и близко было — все равно на шабаш не попадешь просто так. А жаль!